Почему бы в России не разрешить частные тюрьмы

Вот интересно, почему никто до сих пор не догадался поставить памятник трудовому зэку?

Тому самому зэку, который поднимал экономику до войны и после нее, а потом строил объекты социализма, поросшие теперь репейником?

Хотя на самом деле памятники эти раскиданы по всей стране, мало того, они – действующие. Во всем приличном мире давно нет лагерей, а у нас зоны – постоянное напоминание о том, что от тоталитарного режима, как, впрочем, и от сумы, зарекаться не стоит.

На Западе заключенные, конечно, тоже могут работать. Но не обязаны. И за ту работу еще и платят. У нас вкалывают бесплатно-принудительно, потому что считается, что именно труд сделает из любой корыстной обезьяны приличного представителя электората, хотя на самом деле никакого просветления, кроме туберкулеза, работа на “дядю” не приносит. Однако сами зоны приносят огромную прибыль, как и прежде. Только доходы эти теперь поделены на два ручейка, и не факт, что ручеек государственный – полноводнее.

Никто и никогда не подсчитывал легальный оборот ГУИНа, который руководит всеми зонами, что уж говорить о доходах нелегальных. А ведь на рынке крутится огромное количество товара, произведенного в лагерях: от пресловутой древесины до кастрюль. Труд заключенных – великолепная кормушка для гигантского количества погонного народа: от надзирателя до министров.

Конечно, рыночная экономика проникла и в ГУЛАГи, но специфическим образом – в виде взятки или полулегальных источников финансирования. За деньги теперь можно многое. Мой знакомый адвокат, уже пожилой и с огромным стажем, чуть не подавился бутербродом, когда его подзащитный позвонил из СИЗО и стал обсуждать детали дела. Но когда заключенный извинился, что вынужден прервать беседу, поскольку ему поступил звонок по второй линии, коллегу отпаивали валидолом.

В тюрьме и на зоне сегодня стало легче тем, у кого есть средства, и совсем плохо тем, кто денег не имеет. Можно пользоваться интернетом, телевизором, холодильником и привезенными по заказу женщинами; правда, все это, кроме женщин, моментально становится собственностью тюрьмы. Если вы зайдете в Бутырку, в ту самую знаменитую башню, где некогда сидел Пугачев, а теперь расположена канцелярия, то увидите очень много объявлений. Одно меня совершенно потрясло, в нем говорилось, что ресторан “Уют” (очень понравилось название) предлагает комплексные обеды для заключенных, стоимость – порядка 250–300 рублей.

Заключенный может и оплатить камеру на два-три человека. Стоит это, как номер в провинциальной гостинице средней паршивости, – 10–15 долларов в день. А для того, чтобы заключенные раскошелились на приличные камеры, должны быть и очень неприличные на 70 человек – пугать-то чем-то надо... Стоит ли говорить, что все подобным образом заработанные деньги проходят мимо бюджета?

Ну и скажите мне, о каком перевоспитании может идти речь? На Западе давно поняли, что камера на 70 человек или зона – скороварка, в которой зеленые преступники превращаются в готовых рецидивистов. Поэтому и пришли к тюремному варианту.

Основная задача российского заключенного – выжить на зоне, а это значит – сплотиться с себе подобными. Наказание, которому подвергается человек в таких скотских условиях, его лишь ожесточает.

Человек, находящийся в изоляции в более или менее приличных условиях, заботится не о собственном выживании, а постоянно думает о том, что он еще столько-то лет не сможет жить полной жизнью. И заключенного ломает не среда, а фактор отлучения от нормального общества.

Но, как известно, наше государство сегодня не в состоянии привести в божеский вид даже те места заключения, которые есть, не говоря уж о строительстве новых и приличных.

А почему бы тогда в столь деликатную сферу не допустить частный бизнес? У нас из употребления потихоньку уходят статьи с конфискацией. Что обращать в пользу государства, если все давно переоформлено на мужа двоюродной сестры? Поэтому заключенный, особенно осужденный за имущественные преступления, какими-то средствами, но располагает. И он мог бы платить за то, чтобы сделать собственное наказание сносным.

В этой связи переход к частным тюрьмам был бы абсолютно логичен. И от желающий вложить инвестиции отбоя бы не было. Это как нефтяная скважина, с той лишь разницей, а заключенные – вряд ли.

При этом частная тюрьма, выполняя те же функции, что и государственная, еще бы и налоги платила, и обеспечивала какие-то условия существования, содействующие перевоспитанию. Порядки там были бы даже строже, поскольку каждый бизнесмен-тюремщик боится потерять лицензию. Бутырку за нарушения не закроешь, а частую тюрьму – пожалуйста.

Раз уж коммерциализация началась стихийно, то почему бы ее не узаконить? Но мы пошли другим путем – традиционные коррупционным. И сейчас тюрьмы и зоны фактически украдены у государства. Так, может быть, эти частные лавочки, чье процветание основано на рабском труде, превратить в частный бизнес, выведя их теневой сферы?

На самом деле частная тюрьма – не синоним “малины”. Это лишь форма собственности, поскольку работают там государственные охранники. Частные тюрьмы строятся по утвержденному проекту и соответствуют всем нормам, установленным государством, а иначе бы им никто не дал разрешение.

А как там будут смотреть за тем, чтобы их деньги не убежали на свободу…

Александр ДОБРОВИНСКИЙ

Новая газета