Ирина Чериченко. Завтра была тюрьма

Искра Полякова, пламенная комсомолка с косичками-баранками из фильма "Завтра была война". Кто бы мог подумать, что судьба актрисы Ирины Чериченко, сыгравшей эту сложную роль, сложится по совершенно противоположному сценарию, нежели у героини картины? В 22 года провинциальная девушка стала знаменита на весь Советский Союз. В 25 лет она неожиданно бросила семью, работу и ушла в монастырь, а спустя год перенесла микроинсульт и попала в испанскую тюрьму.

Сегодня Ирина — преуспевающий бизнесмен. Она ездит на дорогой иномарке, живет в огромной квартире на Чистых прудах и воспитывает сына. Единственное, что расстраивает бывшую актрису, — это полное отсутствие мужчин в ее жизни.

“С Антоном Табаковым мы подавали заявление в загс”

— Моя актерская карьера не сразу складывалась удачно. В театральное училище я поступила со второго захода. Ведь я хотела быть балериной. Когда мне объяснили, что моей мечте не суждено осуществиться из-за травмы менисков, то я решила поступать в театральный. Мама была категорически против. Она считала, что все актрисы — женщины легкого поведения. Тогда я ее успокоила и наврала, что поеду поступать в институт культуры в Киев. Сама рванула в Москву. И на первом этапе провалилась.

— Почему?

— Когда я вышла на сцену, председатель экзаменационной комиссии спросил: “А вот вы можете юбку поднять?” — “Могу”, — ничуть не смутилась я. “Ну давайте, начинайте”, — улыбнулся он. В этот момент я стала медленно поднимать подол платья. В зале повисла гробовая тишина. В самый ответственный момент меня остановили: “Спасибо, хватит”. Я вышла из аудитории в полной эйфории. Сомнений не оставалось — я поступила. Какое же меня постигло разочарование, когда в списках студентов Щукинского училища я не обнаружила своего имени!

— Следующий год стал для вас более удачным?

— Я стала пробивать дорогу в Щукинское и Щепкинское училища. Когда я читала монолог Аксиньи из “Тихого Дона”, преподаватели в один голос кричали: “Это же вылитая Быстрицкая!”. Только учитель по речи дико возмущался: “Господи, девушка, вы понимаете, что вы поступаете в Щепкинское училище! Это оплот русского драматического театра! Вы слышали себя со стороны?”. Хотя на тот момент мне казалось, что у меня прекрасная речь — я уже чисто произносила букву “г”. Меня чудом допустили до следующих экзаменов, при этом сделав небольшое замечание по поводу моих выщипанных бровей-ниточек. “Вы посмотрите на эти брови. Зачем вы себя уродуете, на кого вы похожи?” — смеялись преподаватели. В итоге я прошла все конкурсные туры, и тогда меня одолели абитуриенты: “Ты чья, признайся? Кто тебя толкает?”. А у меня здесь ни одного родного человека не было, ни одного знакомого.

— Как вам удалось избавиться от украинского акцента?

— Я дала себе слово, что обязательно научусь грамотно разговаривать. Ведь первые полгода учебы я не получала стипендию из-за тройки по речи. Поэтому приходилось подрабатывать дворником, уборщицей, посудомойкой. Вставала в пять часов утра, надевала платочек, халатик и бежала мести двор, мыть подъезды. По окончании первого курса у меня не осталось и намека на украинскую речь.

— Какая была ваша первая роль?

— Мне исполнилось 22 года, я окончила первый курс, и Леонид Марягин утвердил меня на главную роль в картине “Город невест”. В тот момент я была на родине, в Запорожье. Когда мы узнали эту новость, вся большая дружная украинская семья переживала мою победу. На радостях я отъела себе такое лицо! Поправилась на шесть килограммов. Когда я вернулась в Москву, Марягин взглянул на меня и обалдел. Пришлось мне неделю сидеть на одной воде.

— В фильме вы так страстно целовались с Антоном Табаковым. Не случился ли у вас роман после съемок?

— Антон на тот момент был увлечен своей очередной женой. Но в загс мы с ним заявление подавали. Картину снимали в городе Орехово-Зуево. По окончании съемок мы решили прогуляться с Табаковым. Случайно забрели в салон для молодоженов, где увидели бешеное количество очень красивой югославской обуви по смешной цене. Антон хотел купить туфли своей жене. Но ему отказали со словами: “Для этого нужен талончик из загса”. — “У тебя паспорт есть? — неожиданно спросил он у меня. — Пойдем подавать заявление. Ты ведь туфли хочешь? И мне нужны”. Женщина, которая принимала заявление, поинтересовалась: “Извините, Антон, ваш папа в курсе?”. Так мы купили шикарные туфли.

— Когда вы учились в Москве, родители вам помогали материально?

— Мое обучение родителям ничего не стоило. Так как я обманула маму, первые полгода она отказалась помогать мне. Спустя какое-то время она сжалилась надо мной и стала присылать мне посылки, за которыми охотился весь наш курс. Чтобы встретить со мной гостинцы на Курском вокзале, студенты в очередь выстраивались. Каждый месяц мама присылала мне трехлитровую баночку борща, баночку котлет, баночку пельменей и баночку самогоночки. Этого добра хватало ровно на один вечер. Я, в свою очередь, отправляла ей польские духи “Быть может”, по которым рыдала вся Украина.

“Какая из меня Искра? Я Вика Люберецкая!”

— По окончании второго курса к нам в училище пришел режиссер Юра Кара. Заметив меня, он остановился и задержал взгляд на моей украинской юбке и двух туго заплетенных косичках. “А вы бы смогли сыграть Искру Полякову?” — спросил он. К тому моменту я уже прочитала повесть Бориса Васильева и представляла Искру коренастой, крепкой, добротной девушкой. Я же была изящная, тоненькая, маленькая. “Нет, что вы! — удивилась я. — Какая из меня Искра, я Вика Люберецкая”. Юра не успокоился и попросил меня произнести фразу: “Высшее завоевание человечества — это наш Советский Союз”. Со всем внутренним патриотизмом я выпалила это предложение. Так меня утвердили на главную роль.

— Роль директора школы вместо Сергея Никоненко должен был играть другой актер?

— Первоначально эту роль режиссер предложил Сергею Шакурову. Когда ему выдали армейские сапоги, он поинтересовался: “Где портянки? Как же без них?”. — “Нет портянок”, — развели руками костюмеры. Потом на него натянули гимнастерку, которая застегивалась на женскую сторону. “А это что? — возмутился Шакуров. — Знаете, это все несерьезно”. И ушел. Зато Сергей Никоненко как актер состоялся именно в этой роли.

— Автор повести остался доволен картиной?

— Перед тем как фильм вышел на экран, картину демонстрировали Борису Васильеву. Он пришел на киностудию Горького с женой. В зале, кроме них, никого не было. Все актеры сильно волновались и с замиранием сердца ждали вердикта. По окончании картины Васильев выбежал из зала с криками: “Где она, покажите мне ее!” — “Кого?” — испугались мы. “Искру!” Я вся тряслась, думала, сейчас Васильев набросится на меня с руганью. А он взял меня за плечи и сказал: “Спасибо тебе. Я даже не знал, что написал такую книгу”. В тот момент мне показалась, что свой российский “Оскар” я уже получила.

— Наталью Негоду сразу после этой картины пригласили на совершенно противоположную роль в фильме “Маленькая Вера”...

— Когда Наташу утверждали на роль Веры, никто из сотрудников съемочной группы не успел посмотреть фильм “Завтра была война”. Позже режиссер “Маленькой Веры” признался: если бы он тогда увидел эту картину, то ни за что бы не пригласил Негоду на главную роль.

— Родители гордились вами?

— Я приехала на премьеру в Запорожье. После окончания картины вышла на сцену и сказала, что в зале сидит моя мама. Она встала, поклонилась, в зале раздались аплодисменты. Маме это так понравилось, что она с соседкой стала практически каждый день ходить в кинотеатр на этот фильм. Когда в зале зажигался свет, директор кинотеатра объявлял: “Дорогие товарищи, вы только что видели на экране нашу соотечественницу Иру Чериченко! Ее мама сидит в зале, похлопаем ей”. Мама вставала и кланялась.

— После выхода фильма режиссеры завалили вас предложениями?

— Конечно. Но мне постоянно приходилось отказываться. Я все ждала, когда же мне принесут такой же мощный сценарий, как “Завтра была война”. Но долгое время ничего стоящего не было. Мне предлагали сниматься исключительно в картинах военной тематики либо играть председателя колхоза.

— На вашем счету 12 картин, но все они остались незамеченными. Почему так вышло?

— В предперестроечное время фильмы снимали слабые. У меня была одна хорошая работа с белорусской киностудией, но тогда я с головой ушла в религию. Поэтому озвучивал мою роль другой человек. У меня сложились непростые отношения с режиссером. Я целые дни проводила в монастыре, срывала съемки. Но это уже отдельная история...

“В монастыре я сошла с ума”

— Сейчас мне трудно объяснить, что произошло в тот момент. В моей жизни все складывалось прекрасно — успешная работа, великолепная семья, любимый человек... Меня пригласили в Псков, где я должна была сниматься в белорусской картине. Я приехала в этот город 3 августа, в день моего рождения. Никого из сотрудников съемочной группы я не знала, мне даже поужинать было не с кем. Тогда я случайно забрела в монастырь. Встретил меня священник, который, как выяснилось позже, оказался моим дальним родственником. Он пригласил меня в часовню, накрыл стол — так я отметила свое 25-летие. Утро началось с заутрени. Я помню, как сама звонила в колокол и как прошлая жизнь от меня уходила. Через несколько дней в Псков приехал актер Коля Бурляев, глубоко религиозный человек. Мы с ним целыми днями путешествовали по заброшенным церквам, монастырям. В какой-то момент я почувствовала, что меня это все начинает затягивать. Удивительно, но многие белорусские коллеги предлагали мне стать крестной матерью их детей, жен.

— Вы не просто стали религиозным человеком, вы ушли в монастырь?

— После съемок картины я отправилась в Пюхтинский монастырь, где провела несколько месяцев. Подтолкнула меня к этому поступку одна история про известную актрису необыкновенной красоты, которая бросила свою работу ради монашеской жизни. Тогда я подумала: вот мое призвание, я здесь нужна, и уехала. Это был достаточно глубокий религиозный период в моей жизни. Я практически сошла с ума. Утро для меня начиналось в церкви с молитвы, вечер заканчивался там же.

— В итоге вы все-таки предпочли жизнь в миру монашеской келье?

— Со своим характером я бы там долго не задержалась. Если матушка запрещала мне разговаривать, я все равно продолжала болтать. За это на меня накладывали епитимью, и я полночи отмаливала грехи и драила полы в кельях. Однажды отец Зиновий мне сказал: “Я вижу, как тебе тяжело. Если хочешь уйти, то делай это прямо сейчас”. Всю ночь я кидала “орел-решка” и молилась. Орел — я ухожу, решка — остаюсь. У меня выпало три орла...

— Почему вы не выдержали такого образа жизни?

— Я не была подготовлена к этому, я не могла выполнять все, что от меня требовалось. В монастыре существовала достаточно сильная иерархия. Как в армии, где надо понимать, что ты идешь служить, но ты никогда не станешь генералом. Мне бы не хотелось говорить ничего плохого об этом месте, не хочется накликать на себя гнев божий. Если люди выбирают такую жизнь, значит, это место их чем-то притягивает. Я привыкла жить открытой и честной жизнью. И от этого много страдала. В монастыре я получила сполна за свой характер. И однажды я поняла, что могу дать людям больше в миру, нежели там. В монастыре это никому не нужно. Я просто уничтожала в себе личность, превращалась в некое серое существо, которое способно выполнять лишь ежедневные ритуалы.

“Испанским наркодельцам я помогала продавать товар”

— Когда я покинула монастырь и приехала в Москву, то через несколько месяцев рассталась со своим очередным мужем и вернулась в театр Симонова. Начала сниматься, ездить на гастроли. Вскоре я вышла замуж за актера Валеру Яременко, и мне захотелось зарабатывать деньги. Наш общий знакомый устроил меня в танцевальный коллектив “Ритмы планеты”, который гастролировал в Испании. Отработала я там всего девять месяцев, после чего меня с позором выгнали оттуда.

— Зарабатывали много?

— 40 долларов в неделю. Отношения в коллективе у меня ни с кем не складывались, виной всему была обыкновенная человеческая зависть. Я была одинокая девушка, поэтому могла вечером погулять, посидеть в кафе. К тому же у меня появилась подруга — старая вдова из Бельгии, которая меня везде таскала за собой — вкусно кормила, поила. Моих коллег разбирала дикая зависть, что все свои заработанные денежки я откладывала.

— За что все-таки с позором уволили из ансамбля?

— Я познакомилась с двумя молодыми людьми, которые оказались наркодельцами. Я об этом узнала слишком поздно. Им нужен был личный водитель, и они предложили мне за небольшую плату возить их в Барселону, Мадрид, Валенсию, где они продавали товар. Однажды мы ужинали вместе в ресторане. Вдруг к нам подошли полицейские и надели на всех наручники. Когда мы вышли на улицу, я потеряла сознание. Очнулась в больнице. Доктор поставил мне диагноз: микроинсульт. Когда я очнулась, то не могла пошевелить губами, а левая половина туловища онемела. Когда я пришла в себя, меня отвезли в полицейский участок, раздели догола и устроили допрос. Потом меня проводили в камеру, где находилась одна бетонная скамеечка. Я три дня ничего не ела и не пила. Полицейские опасались за мое здоровье, боялись, что я умру. Поэтому заставляли меня есть и громко кричали: “Ирина, комито!”

— Как же вам удалось избежать наказания?

— Мои знакомые наркоторговцы объяснили полицейским, что я не имею никакого отношения к их криминальным делам. Вскоре меня отпустили. Но, когда я вернулась в танцевальный коллектив, директор группы сказал: “Нам лишние проблемы не нужны” — и выгнал меня. На тот момент в кармане у меня не было ни копейки, возвращаться на родину было не на что. Тогда полицейские сжалились надо мной и купили мне билет в Москву.

“Я не могу делить быт с мужчиной”

— Однажды я познакомилась с человеком, который возглавлял в России представительство про продаже немецких конфет. Я пригласила его на свой спектакль “Самоубийца”. Через месяц я получила от него письмо, в котором он мне изливал свою душу. Оказывается, на тот момент он находился на грани самоубийства, и наш спектакль помог ему выбраться из этой ситуации. Мы подружились, и вскоре он предложил мне заниматься рекламой. В 1991 году я целыми днями стояла в валютном магазине “Айриш-Хаус” и продавала шоколадные конфеты. Получала до 300 долларов в день. Однажды магазину понадобилось срочно продать 2000 бутылок 60-градусной водки. Стоял август, жуткая жара, алкогольные продукты раскупались неважно. Руководство магазина обратилось ко мне за помощью. В течение двадцати дней мне удалось продать весь товар. Как я впихивала покупателям эту водку, до сих пор не могу понять. После этого случая слава обо мне разнеслась по всей Москве. Мне предложили должность директора по продажам в одной крупной фирме. У меня появился собственный водитель, секретарь, постепенно я стала расширять свое поле деятельности. С моими партнерами мы продавали все, что только возможно. Сегодня у нас есть даже собственные заводы.

— Пока вы занимались бизнесом, вам поступали предложения от режиссеров?

— До 1997 года звонили долго и часто. Потом звонки прекратились. Но я была так занята работой, воспитанием ребенка, строительством дома, что у меня даже времени не оставалось переживать по этому поводу.

— Ирина, вы неоднократно выходили замуж?

— Не будем уточнять, сколько именно раз. Первый раз я вышла замуж на Украине в 16 лет. Разница в возрасте между нами составляла 13 лет. Ради меня супруг оставил свою семью. Когда я уехала учиться в Москву, мы расстались. Он сказал: “Я уверен, что ты состоишься как актриса, поэтому хочу дать тебе свободу”. — “Как же, я ведь так люблю тебя!” — визжала я. “Я тебя люблю еще больше”, — вздохнул он. Он был взрослее и мудрее меня.

— Потом было еще несколько неудачных браков. Отчего не складывается семейная жизнь?

— Не живется мне спокойно! На самом деле я не знаю, почему так получается. Девушка я вроде не ветреная. Просто не могу делить быт на двоих. Мой дом — закрытая территория, где мне комфортно одной. Я, наверное, могла бы жить с мужчиной, но на разных территориях. Вероятно, поэтому я до сих пор не замужем.

— Но у вас растет сын?

— Филиппу уже 7 лет. С его отцом мы не общаемся, он иностранец. Так сложилось, что этот человек не проявил никакого внимания к моменту беременности. Поэтому сын носит отчество моего отца. А я была настолько рада этому событию, я столько лет ждала этого, поэтому сразу решила рожать. Хотя на тот момент у меня не было собственной квартиры, я не знала, как сложится моя карьера. Когда я забеременела, умерли мои родители. Кормить меня было некому, и я осталась абсолютно одна. Но я подумала: если господь забрал у меня родителей и дал ребенка — это перст божий.

Московский Комсомолец