"Не стой на пути у высоких чуйств!"

Пенза. "Мы любили друг друга, - неровным порывистым почерком писала в протоколе Наталья Иванькова, обвиняемая в покушении на убийство. - С Таней мы жили два года. В нашей семье я выполняла роль жены, а Татьяна - мужа". Однажды, застав своего "благоверного" в постели с другой женщиной, Наталья проучила коварного «изменщика», ударив ножом под сердце.

Отбросы общества

Жизнь этого зловонного поселения надежно скрыта от посторонних глаз. За казенной табличкой «Полигон бытовых отходов», за рядами ржавой колючки днем и ночью кипит своя, пропахшая отбросами, копотью и сивухой босятская жизнь. Что ни пьянка, ни перепалка, то бурлят шекспировские страсти!

Кто из пензенских бомжей-«танкистов», коротавших голодные зимы в канализационных люках, не мечтал попасть сюда, на городскую свалку, где каждый сталкер может открыть свое собственное Эльдорадо! Недаром здесь любят рассказывать историю про Витьку-Баклана, который, откопав в мусорной куче портфельчик из свиной кожи с тугими пачками купюр, в одночасье превратился из бомжа-замухрышки с прожженным вязаным шарфом в упитанного господина с мобильным телефоном и «десяткой» цвета «металлик». Баклан разбогател, но со свалки не ушел. Кто же добровольно оторвется от такой кормушки?

Недаром у ворот заветного полигона одиноко жмутся бродяги, втягивая воздух сказочных сокровищ. Но чужакам вход сюда заказан. За передел мусорных куч ведутся войны, не хуже чем в американских боевиках. Тут, кстати, и кладбище под боком – неопознанных бродяг («моргачей») хоронят в одной могиле.

Сотни людей, как муравьи, с рассвета до заката перебирают зловонные кучи. Завидев новый мусоровоз, как вороны на добычу, бросаются разгребать очередную гору отходов. В чужую артель не суйся, не то ребра пересчитают. У каждого сталкера своя специализация: цветмет, стекло, кордон, бумага, тряпье или продукты.

Собирая позеленевшие буханки хлеба, один сельский труженик из Чемодановки прокормил корову и трех поросят. Тут же можно и харчами разжиться: что ни день – везут размороженные окорочка или просроченную колбасу.

Годами живут эти люди на свалке. Имена их уже позабыты, а истории печальны. Оля Головешка, Лена Луноход, Таня Дикая – каждая из них своим путем скатилась на дно жизни. И живут эти люди по каким-то непонятным, почти звериным законам, где женщины живут с женщинами, наперекор всем нормам морали и нравственности. Здесь, на городской свалке, пересеклись и пути-дорожки фигурантов этого пикантного уголовного дела – Тани Чувайкиной и Натальи Иваньковой.

Грешная любовь

Щурясь от яркого солнечного света, из железного чрева автозака, пропахшего тяжелым арестантским духом, конвоиры вывели женщину в черном. Наталье Иваньковой около 35, но выглядит она старше своих лет. Как любят повторять милиционеры, водка и антисоциальный образ жизни еще никого не превращали в Синди Кроуфорд.

Высокая, широкоплечая Наталья держалась перед судом раскованно, даже манерно, бросая исподлобья быстрый взгляд карих глаз. На запястьях едва заметными шрамами зарубцевались следы неразделенной девичьей любви.

Она рано осталась без отца. Девочку воспитывали мать и отчим. Оставив семью, отец даже не удосуживался высылать скудные алименты. До седьмого класса девочка из таджикского поселка Чорух-Дайрон вполне сносно училась в школе, исправно выполняла домашние задания, но особого рвения к наукам не проявила. После выпускного, где Наталья впервые попробовала спиртное – кислое дагестанское шампанское, девушка решила поступить в полиграфический техникум. Однако ротационные машины и высокая печать пришлись Иваньковой не по душе. На дворе хозяйничала рыночная экономика, и Наталья, чтобы идти в ногу со временем, освоила новые модные специальности – парикмахер-косметолог и секретарь-машинист. Потом вышла замуж, надеясь твердо встать на ноги в Душанбе. Внезапно все круто поменялось…

Костер этнических междуусобиц заставил семью покинуть жаркие просторы Таджикистана и перебраться в пензенскую глубинку, где настоящую работу и развлечения заменяли бесконечные картофельные грядки да сивушная самогонка. В 2001-м муж Натальи отправился в Москву на заработки – и сгинул. Подобно тысячам безвестных гастарбайтеров, отправившимся за живой деньгой, он пропал без вести в шумном столичном Вавилоне.

Детей у Натальи не было. Родители умерли. И больше ничего ее в деревенской избе не держало. Собрав нехитрые пожитки, она села на старенький «пазик» и укатила в Пензу. Но ни постоянного заработка, ни собственного жилья в областном центре для Иваньковой не нашлось. Последняя запись в трудовой книжке напоминала о том, что Наталья когда-то трудилась в районном детском доме кастеляншей и парикмахером. Но все это было в прошлом.

Татьяна Чувайкина была лет на восемь моложе своей новой знакомой. Жизнь, как и у многих обитателей городской свалки, шла у нее наперекосяк. Мужа не было. Ребенка отдала в интернат. А в делах сердечных и вовсе – вертеп. Долгое время сожительствовала с Татьяной Волиной, а потом нашла себе новую подругу. Сняла квартиру в Чемодановке, где и стала жить с Натальей «семьей» – так это теперь называется.

Под одним одеялом

От всевидящего глаза соседей, конечно же, не могли укрыться необычные отношения двух женщин.

– Срамота! – перешептывались старушки и вздыхали. – Да пусть живут, лишь бы не воровали!

Следователь, проводивший допрос, не мог скрыть улыбки:

– Значит, как муж и жена?

– Да, – без стеснения отвечала Наталья. – Таня работала на свалке – собирала цветмет, а я убиралась по дому, ходила за продуктами, готовила обед. Обычно Таня возвращалась домой не позже 19 часов. Когда задерживалась, я шла ее встречать.

В тот день – 14 февраля – страна отмечала непонятный русскому сердцу праздник День святого Валентина. В Пензе молодежь раскупала картонные сердечки, конфеты и розочки, а Наталья с утра хлопотала на кухне – готовила «праздничный ужин». Не забыла купить бутылочку беленькой для своей подруги. Таня пила редко, но, как говорится, метко.

Отправившись на промысел, Чувайкина обещала вернуться пораньше, но стрелка часов уже переползла 21-часовую отметку, а Татьяны все не было. В сердце у Натальи закопошился нехороший червячок тревоги. Хлопнув стакан разбавленного спирта, женщина отправилась на поиски подруги.

Сосед Мишка Хапуга, повстречавшийся на дороге, улыбаясь на все тридцать два зуба, сообщил, что Танька отправилась после работы в сторожку, где обитали Витька Титаник и Валентина по прозвищу Горбыль. Поймав машину, Наталья рванула за подругой.

Было уже за полночь, когда у одноэтажного занесенного снегом деревянного строения раздался скрип шагов. Внутри было тихо. Наталья, которая уже изрядно захмелела от выпитого, нетерпеливо постучала в дверь:

– Открывай, свои! Таня здесь?

– Проходи! Сама увидишь! – из темноты выглянула сторожиха.

Первого взгляда было достаточно, чтобы определить, что в сторожке бурно отметили День святого Валентина. Католическому покровителю влюбленных такой притон даже и не снился. Мужики и бабы спали вповалку. Но на кровати Наталья увидела такое, отчего кровь ударила ей в голову. Под одним одеялом, в обнимку спали две Тани – Волина и Чувайкина. По словам Натальи, дальнейшие события она совершенно не помнит.

А произошло вот что. В руке у Иваньковой оказался кухонный нож. Наталья откинула одеяло и вогнала узкую полоску стали в грудь Чувайкиной. Только по счастливой случайности нож не пробил сердце. Комната огласилась диким криком. Вскочив с кровати, Волина вырвала клинок у Натальи. Опомнившись, Иванькова разорвала окровавленную майку на груди подруги. Татьяна была жива. Кому-то послышался зловещий шепот:

– Зачем тебя, сучка, не убила!

В пьяном угаре компания оказывала «первую помощь»: рану полили самогонкой, потом для верности настойкой боярышника, перевязали лоскутами и уложили пострадавшую на кровать. Поскандалив, выгнали Иванькову из сторожки. Быстро разлили остатки самогонки и выпили, чтобы успокоить расшатавшиеся нервы. «Скорую» решили не вызывать.

Наутро Наталья Иванькова чистосердечно призналась милиционерам в совершенном преступлении. Однако и во время следствия, и после, уже на судебных заседаниях, Иванькова упорно повторяла, что не хотела убивать подругу:

– Если бы хотела, порешила бы ее дома, а не при свидетелях-алкашах. Я не из их круга, вот они меня и оговаривают.

На весьма резонный вопрос судьи: почему вы так себя повели, увидев, что два человека одетыми спят вместе, Иванькова ответила так:

– Это считается для меня изменой. Волина мешала нам жить. Но почему ударила ножом Таню, а не ее, не знаю. Все было как в тумане…

Психолого-психиатрическая экспертиза признала Иванькову вменяемой. То есть в момент совершения преступления Наталья отдавала отчет своим действиям, хотя и находилась в состоянии алкогольного опьянения. А этот факт, как известно, вовсе не смягчает вину…

Что касается потерпевшей, то она, чудом избежав смерти, простила свою подругу.

– Не лишайте Наташу свободы! – попросила она на суде.

Однако суд руководствовался законом, а не эмоциями, и приговорил Наталью Иванькову к 4 годам лишения свободы в колонии общего режима. На днях коллегия по уголовным делам Пензенского областного суда оставила приговор без изменения, отклонив кассационную жалобу адвоката Иваньковой.

“Репортер”, Пенза