Свет в твоем окне

Рязань.Дверь ей открыла незнакомая молодая женщина, и Татьяна оторопела. О своей новой жене отец ей ничего не говорил: боялся, что дочь не поймет. Так и случилось. "Ты что, с ума сошел? - накинулась она на отца, как только гостья вышла из кухни, где все трое в молчании пили чай. — Она ж чуть постарше меня!" "Доча, мы со Светой сами разберемся, ладно? - как-то просительно глянул отец. - Ты меня тоже пойми: люблю я ее. Почти как маму твою".

Женился Николай рано, в двадцать лет, и очень удачно. Валентина у него была добрая, заботливая, своего неразговорчивого мужа понимала без слов. Утром, бывало, он собирается на работу, на завод… Рано, дети еще спят, а она вскочит, завтрак ему на стол поставит, пакет с обедом соберет, перекрестит и поцелует на дорогу. Вернется муж с ночной смены, приляжет отдохнуть, она сыну и дочке объявит час тишины. Николай тоже старался: с детьми возился, редко-редко когда после работы уходил с приятелями по пиву пропустить, торопился домой, где все его руками сделано было. Так и прожили они двадцать пять лет — просто в идиллии. А потом пришла беда.

На здоровье жена особо не жаловалась, разве что поясницу потянет или голова заболит. А потом в две недели сгорела от рака. Николай пришел с работы, а в доме уже полно людей — хлопочут, готовят поминки. Всю ночь он плакал у гроба жены, вспоминал — как они с Машей встретились, и как сын с дочкой родились, и как вместе с женой телевизор смотрели, и она ему голову на плечо клала. Много всего…

После похорон заметили дети: отец, словно меньше стал, а в глазах — тоска смертная... Сын-военный отправился в свою часть. Дочь несколько дней ночевала, а потом засобиралась домой — муж ждет, ребенок маленький.

— Я понимаю, — успокаивал отец. — Езжай. Я уж тут сам как-нибудь.

Стал жить вдовцом. Первое время было особенно тошно. Во всех соседних окнах, когда Николай возвращался вечером с работы, горел свет. И лишь в его осиротевшем доме было темно.

Через полгода вроде стало отпускать. Соседи судачили между собой, что поживет Николай один немного, а потом найдет женщину. Но за первым годом шел второй, третий... шестой. Самая большая радость у Николая Сергеевича была — съездить в гости к дочери Тане и ее мужу, маленькую Аленку понянчить. Родителям-то особо некогда с ней заниматься — работают, а дед на все готов — и на спине покатает, и пошалить разрешит, и сказку на ночь расскажет. С нею Николай Сергеевич больше всех душой и оттаивал.

А потом случилось неожиданное… Однажды Соколов в очередной раз поехал в город к дочери. Зашел в магазин рядом с ее домом — внучке гостинчик купить. Вроде бы уже не раз бывал в том отделе, все работницы примелькались, а тут — новенькая. Беленькая, голубоглазая, молодая — лет тридцать максимум.

— Вот эти яблоки возьмите, очень вкусные, — подсказала она, заметив, как мужчина водит взглядом по витрине.

— А я вас раньше здесь почему-то не видел, — неожиданно для себя самого сказал Николай Сергеевич.

— А я здесь раньше и не работала! — как-то грустно улыбнулась девушка.

День прошел, как обычно. А когда Соколов ехал обратно, вдруг вспомнилась та уважительная продавщица… На следующей неделе снова отправился в гости. И опять в тот магазин зашел. Накупил еды какой-то, совсем ненужной, только чтобы еще раз на женщину эту посмотреть, услышать приятный негромкий голос. Не удержался, глянул на ее руку — обручального кольца не было. И стал тогда Николай Сергеевич заходить чаще и чаще. Продавщицы его приметили, начали над Светланой подтрунивать — мол, ухажер твой пришел. Она сначала даже внимания не обращала: мужчина же уже в годах, наполовину седой. Да и видела однажды, как он с маленькой девочкой, ровесницей ее дочке, по парку шел. Для дочки поздновато, наверное, внучка. Но все равно заинтересовал Светлану странный посетитель. Крепкий, симпатичный, с сильными мужскими руками. И еще была в нем какая-то неприкаянность. Вроде обихожен, хорошо одет, но не так, как если женщина собирает.

А Соколов сам себе удивлялся. «Куда тебя, старого пня, несет?» — ругал он себя, но снова шел в магазин.

Казалось Николаю Сергеевичу, что и девушка их встречам рада. Но все равно как-то боязно было разговор начать. Но в конце концов решился. Задержался у дочери, подгадал к закрытию магазина. И вроде бы случайно подошел:

— Давайте провожу, а то стемнеет скоро, — предложил неуклюже.

Светлана согласилась. Разговорились. По дороге спутница рассказала свою историю: закончила техникум, вышла замуж, родила дочку. А муж оказался мало того, что охоч до женского пола, так еще и пить стал. Так что пожила Светлана с ним три года и ушла с ребенком к своим родителям. Есть у нее квартира — от бабушки осталась, да с родителями как-то спокойнее. Устроилась на работу продавцом. Николай тоже разоткровенничался. Рассказал, какая жена у него была замечательная, как привык он, чтобы женщина дома ждала. Так много о своей любви к жене наговорил, что потом, дома, спохватился: это зачем же я ей, Светлане, свою душу открыл?! Ведь подумает: раз ты так по первой жене убиваешься, зачем я тебе нужна… Но Светлана, к его удивлению, все поняла.

Николай Сергеевич и Светлана стали встречаться. А потом набрался духу и предложил: приезжай ко мне с Катериной. Женское чутье давно подсказывало, что вот-вот он это предложит. И хотелось этого, и боялась — что родители скажут? И правда, все было в полном наборе — крик, слезы, валерьянка. А потом отец отрубил: «Поступай как знаешь. Надо будет — вернешься». Все же колебалась Светлана: уж очень неподходящая по возрасту Николай Сергеевич пара. Но сердцу-то не прикажешь, оно седины не видит.

И согласилась. А через две недели к Соколову приехала Татьяна с Аленкой: крупно поругалась с мужем, схватила чемоданы и отправилась пожить к отцу. Дверь ей открыла незнакомая молодая женщина, и Татьяна оторопела. О своей подруге отец ей ничего не говорил: боялся, что дочь не поймет. Так и случилось.

— Ты что, с ума сошел? — накинулась она на отца, как только гостья вышла из кухни, где все трое в молчании пили чай. — Она ж чуть постарше меня!

— Доча, мы со Светой сами разберемся, ладно? — как-то просительно глянул отец. — Ты меня тоже пойми: люблю я ее. Почти как маму твою.

Вздохнул и вышел покурить. Но Татьяна не унималась.

— Как тебе ни стыдно! — накинулась она на «мачеху». К старику приклеилась — хочешь, чтоб квартира тебе досталась?

— Во-первых, в 52 года мужчина не старик. А квартира у меня есть. Своя. Отдельная.

Внучка Аленка цеплялась на Николая Сергеевича, как и прежде, но теперь в доме была еще девчушка… Татьяна надулась и все дни, что прожила у отца, со Светланой не разговаривала.

Но наблюдала. Вот она рано утром ходит по кухне — собирает отца на работу. Вот сама бежит из магазина (она устроилась неподалеку от дома), с тревогой спрашивая в прихожей: «Не пришел еще?! Уф — успела!» Поставит суп разогреваться, а сама — в детсад, за дочкой. И отец домой приходит с веселыми глазами, помолодел как будто.

Через неделю приехал за Татьяной муж — винился, уговаривал… Виктор почему-то мирно отнесся к Светлане. Сидели на кухне, выпили по маленькой на дорожку. Светлана поесть с собой собрала, Аленке отдельно — коробок с конфетами. И Татьяна, прощаясь, неожиданно для себя сказала:

— Праздники четыре дня будут — вы приезжайте к нам. С Катюшкой. У нас все же природа, воздух. Чего в Рязани-то сидеть?

“Мещерская сторона”, Рязань