Штурмовые роды

Роды у певицы Натальи Штурм прошли вполне успешно. Большие неприятности начались на второй день. Оказалось, что у совершенно здорового ребенка сломана рука. "Казуистика" — таким красивым словом объяснила перелом главврач роддома. Но врачи Филатовской больницы, сказали абсолютно уверенно: это механическое повреждение, нанесенное, судя по его характеру, когда ребенок падал.

— Я гастролировала до восьми с половиной месяцев беременности. Последний концерт перед родами у меня был приурочен ко Дню сельского хозяйства, и вот тогда мне и вынесли на сцену огромные корзины помидоров, яблок, капусты, морковки... Правда, несмотря на такой теплый прием поклонников, мне все же пришлось много концертов отменить. В конце беременности у меня был ужасно большой живот, что казалось просто неэстетичным зрелищем.

Кроме того, с первого до последнего дня меня постоянно преследовало это муторное, тошнотворное состояние... Ничего подобного не было во время первой беременности, когда я носила Ляльку. А с Арсением меня постоянно хотели запихнуть на сохранение. И хотя в принципе я знала, что все будет нормально, что я доношу, тем не менее очень нервничала. Отсюда никак не могла расстаться с вредными привычками.

— Что, неужели курили?

— К сожалению, с нервами я могу справиться только вместе с сигаретой. Хотя на самом деле это — сумасшедший вред, никому не советую.

— Но роды, несмотря на нагрузки, прошли благополучно?

— Роды — да. Мне делали кесарево сечение, и никаких сюрпризов вроде не ожидалось. Малыш получился супер. Большие неприятности начались на второй день после рождения Арсения. Во время осмотра педиатр заметил, что у ребенка болтается одна ручка. Поскольку без рентгена поставить диагноз было невозможно (в роддоме, как оказалось, его нет!), нас тут же отправили делать снимок в Филатовскую больницу. И оказалось, что у моего совершенно здорового при рождении сына сломана рука. Каким образом это произошло — ответа я не получила до сих пор. Хотя Арсению уже девять месяцев.

— А что сказали в роддоме?

— “Казуистика” — таким красивым словом главврач мне объяснила этот перелом. Но врачи Филатовской больницы, которые после принимали участие в нашем лечении, сказали абсолютно уверенно: это механическое повреждение, нанесенное, судя по его характеру, когда ребенок падал. Например, во время мытья начал выскальзывать из рук, и его неаккуратно схватили за ручку. Я думаю, что это сделала няня, дежурившая в ту ночь. В роддоме я пыталась выяснить обстоятельства, но та же главврач била себя в грудь, говорила: “Наташа, это моя вина, зачем нам кого-то наказывать?..” Интересно, а зачем тогда подписывать контракт, страховку на роды? Очень недешевую, кстати. Когда мы с мужем подняли этот вопрос, нам сказали: “А что вы хотите, вы же живы, ребенок жив...” Словом, отсюда напрашивается вывод: мы подписываем бумажки, именуемые контрактами — как за рубежом, но по сути эти филькины грамоты нашей медицины гарантируют только чисто вымытые палаты, но отнюдь не наше здоровье. У нас еще не научились нести ответственность за содеянное, как это делается в западных клиниках. Там компенсируют издержки и морально, и материально. Да, вот еще посмотрите...

— Что это — шрам?

— Руку сожгли грелкой в роддоме. Меня трясло после родов, холодно было... Они так обложили грелками, что моя кожа просто вздыбилась. Рядом стояло врачей человек пять, но никто не заметил ожога на руке...

— А от кесарева шов большой остался?

— Он практически не заметен. Это единственное, что они сделали действительно хорошо.

* * *

— Итак, сразу пришлось лечить сына...

— Его лечил прекрасный, божественный, глубоко профессиональный врач из Филатовской больницы — Вахтанг Немсадзе. Он настоящий доктор Айболит. Арсению наложили гипс, и ручка зажила за три недели. Эффект зеленой веточки — так врачи называют младенческие переломы. Когда мне говорили об этом эффекте зеленой веточки, я просто слезами заливалась.

Кстати, до вас я об этом никому не рассказывала. За тот месяц, что я провела в больнице, там была куча журналистов из разных СМИ. Но тогда я просто не могла прийти в себя от перенесенного шока. Мне надо было отвлечься, а не муссировать это снова и снова. Тем более что наши многочисленные походы с мужем к главврачу и в другие инстанции не дали никакого результата.

— Говорят, что учиться надо на чужих ошибках. У вас есть советы будущим мамам?

— Единственное, что можно посоветовать, — чтобы они не спускали глаз с новорожденного. Находились всегда рядом с ним, невзирая на престиж роддома и финансовые условия контракта. Да, это очень тяжело, и если совсем нет физических сил и возможностей после родов, то надо доверить это родственникам. Жизнь и здоровье ребенка зависят только от вашей инициативы. Врачи, по сути, никакой ответственности не несут. Кстати, после всех этих взрывов очень хотелось бы добавить безопасности роддомам. Ведь ничего не стоит пройти в отделение постороннему человеку. Охраны, по сути, нет. А все фамилии рожениц вывешены внизу. Скажут: иду к Ивановой, Сидоровой, несу апельсины... Пропустят кого угодно.

Я всегда хотела иметь много детей, тем более что сейчас у меня семейная жизнь налажена и нет материальных проблем. Но это чувство незащищенности в своей стране основательно подрывает мои планы.

* * *

— Наташа, а что это за неприятная история в горах Швейцарии, о которой несколько лет назад говорила пресса?

— В 2001 году я поехала туда кататься на горных лыжах и на третий день основательно разбилась. Знаете, как Волк из “Ну, погоди!”, лежала раскоряченная в овраге. У меня было пять переломов. Доктор в клинике, такой забавный пожилой дядя, наложил мне “восьмерку” на плечи, эластичный бинт — на поломанную ногу, а на пальчик — очень элегантную липучку. И все. Про позвоночник, который, как позже оказалось, тоже поломан, мне сказали, что все о’кей и что вскоре я буду прыгать как коза. Когда уже в Москве я обратилась в клинику Бурденко, хирург со свойственным врачам цинизмом пообещал мне полную неподвижность. В итоге здесь меня закатали в гипс на четыре месяца. Я могла либо лежать, либо стоять — сидеть было невозможно. В данной ситуации только врожденный оптимизм помог мне не сойти с ума.

— А в Москву-то вы как добрались?

— Смеясь и шутя. Пешком с дочкой тащили сумки до поезда.

— Значит, в швейцарской клинике вас не держали?

— Меня выпустили забинтованную и сказали прийти на осмотр. Люди, русские, которые там оказались и мне помогали, были в недоумении: “Да вы что, она еле живая, куда она придет...” И тогда доктор, видимо, в уме подсчитав сумму от страховки, согласился приехать ко мне в гостиницу. Там на другой день он долго цокал языком, глядя на мои ноги, и повторял: “зер гут”. На этом его осмотр закончился. Да, единственное светлое пятно в этом кошмаре: врач выписал мне один препарат — полунаркотик трамал. Он притупляет боли после переломов. Очень вкусный...

— Уколоться и забыться. А если серьезно...

— Все, что я рассказала, — это настоящие судебные дела. Можно было спокойно подать в арбитражный и международный суд, чтобы выяснить, почему мне не сделали снимок позвоночника, томографию головного мозга... Я ведь очень сильно ударилась лицом, оно было сплошь в подтеках. Но поскольку наш, российский человек — полный профан в таких делах, судиться очень сложно. Это выльется в энную сумму и кошмарную нервотрепку. Судебным тяжбам мы предпочитаем плохие воспоминания...

МК-"Здоровье"