"Не называй меня мамой!"

Иваново.Девять лет прошло, а она до сих пор слышу глухие детские всхлипывания за закрытыми дверями спальни: "А-а-а... М-м... Нет!.. Не надо, пожалуйста, не хочу..." За считанные минуты славный умный ясноглазый мальчик превратился в безвольное худенькое существо, забившееся в угол. Он извивался, провисал на руках, жался к стенке, - не желая прощаться с чудом, в которое едва успел поверить...

Чужой ребенок

Когда мы познакомились, Гере было три года. У сынишки начался круп, и нас положили в больницу - в палату, где уже лежал мальчик. Одно дело - с умилением относиться к неким абстрактным детям, наивным и милым, другое - оказаться рядом с больным, нуждающимся в уходе, дурно пахнущим. Хуже всего для меня было, что дети тянулись друг к другу: он и мой, чистенький, сладенький. В палате стоял невыносимый запах давно наполненного горшка и описанных простыней. К исходу второго дня я поняла, что никто из санитарок и медсестер не собирался бегать к нам в палату, чтобы обслуживать ничейного мальчишку.

Чтобы облегчить себе жизнь, для начала я приучила его мыть руки перед едой и после горшка. Затем он сам, безошибочно ориентируясь на то, что вызывает у меня положительные эмоции, и глядя на моего сына, уяснил, что нужно раздеваться перед сном и не лазить в тарелки руками.

Вечерами, попарив ноги своему ребенку, я - так и быть - сажала парить ноги и его, все равно вода с горчицей еще долго была горячей. Перепачканную одежду и белье я отдала в больничную прачечную, а костюм, из которого Женя почти вырос, переместился на Геру. Старше Жени почти на год, Гера был ниже его на полголовы. Санитарки немного сдали позиции и под моим чутким контролем отмыли с хлоркой нашу палату. Я взяла на себя ежедневное проветривание и кварцевание. Таким образом, наше совместное существование стало более или менее сносным, и детдомовец уже не вызывал у меня чувства брезгливости.

Жестокая игра

Всего, что приносили нам с Женей в больницу, съесть было нельзя - управлялись втроем. Вечерами я читала мальчишкам сказки, утром мы вместе дружно шли на процедуры. Все, что делал один, повторял и другой. В результате Женя начал прятать игрушки под матрас, а Гера - называть меня мамой. Родственники автоматически перешли в разряд бабушек, теть и пап. Меня стала забавлять роль молодой многодетной мамаши, когда два галчонка наперебой кричат "мама". Я аккуратно жалела Геру после уколов, а перед сном не забывала ласково потрепать по голове. То ли вошла в роль, то ли во мне действительно пробудились "дополнительные" родительские инстинкты, но после того, как нам с Женей объявили о выписке, я уже не представляла, как мы будем жить без Геры.

Вердикт мужа был суров и бесповоротен: "он или я". Наверное, я бы выбрала ребенка, но у меня не было ни денег, ни работы, зато оказалось бы двое больных детей на руках. И, зло прорыдавшись в течение часа, я сухо поцеловала мальчонку в лоб, собрала вещи и по-тихому ушла с Женей домой, под опеку своей второй половины. Навестив несколько раз Геру в больнице, я поняла, что всякий раз слышать вопль: "Мама пришла!" - выше моих сил. Я досадовала на него, на себя: "Тоже мне, маму нашел! Мамы так не поступают!" И, осознав всю нелепость происходящего, я отступилась. Но не забыла, и мы с Женькой часто, тайком от мужа, вспоминали Геру.

Каким ты стал, малыш?

Прошло три года. Женя подрос, я устроилась на хорошую работу. Однажды, по служебному заданию, мне потребовалось посетить детский дом. Задачи были помечены в блокноте, вопросы сформулированы, но лишь один вопрос, совсем не относящийся к работе, занимал мои мысли. Когда работа была выполнена, я промямлила в спину заведующей:

- А Гера здесь живет? Мне бы его увидеть.

И словно в оправдание добавила: "Мы когда-то в больнице вместе лежали".

Геры не было. Он уехал в санаторий - детдомовцам часто выделяли путевки. Но этот вопрос, эта близость с Гериным домом словно установили ослабшую с годами связь.

Гера приехал зимой. Мы с Женей очень ждали этого дня, собирали вещички - из многих Женя вырастал, даже не успев их поносить. Гера, по моим представлениям, должен был быть меньше моего сына - как раньше, на полголовы. Положили в пакетик свежеиспеченные булочки, плюшки и - с Богом! - поехали в детский дом.

Все мои представления о внешнем и внутреннем облике Геры разбились в пух и прах о малюсенького, худенького, с виноватой улыбкой и оттопыренными ушами мальчонку. От ребенка, которого я помнила, остались лишь ясные доверчивые голубые глаза.

Глупее того, что я произнесла, придя в себя, нельзя было придумать:

- Гера, это ты? Надо же, совсем не вырос...

Никогда меня так не называй

Мы вышли на улицу - у детдомовцев по графику была прогулка. Женя пытался поиграть с Герой, но тот плохо понимал, кто мы такие и только время от времени спрашивал: "А вы еще что-нибудь принесли?" - и робко смотрел на сумку. Я выдавала скромные дары порциями, всякий раз получая взамен частичку искренней детской радости... Воспитательница громко вкрапляла в прогулку учебно-познавательные моменты, а под конец обрадовала: "А Гера завтра снова уезжает в санаторий - путевка есть. Приедет после Нового года".

Мы с Женькой сбегали в магазин и вручили всей дошкольной группе большой пакет фруктового печенья, а Гере пообещали, что как только он вернется, мы его обязательно навестим. Уходя, слышала вслед разноголосое: "Спасибо, тетя. До свиданья, тетя. А вы к нам придете снова?" А когда хор почти утих, до меня донеслось знакомое: "Мама!" И совсем неважно, что происходило в тот момент в моей душе, потому что я обернулась и сказала ему очень четко: "Никогда меня так не называй, Гера. Я не твоя мама".

Он понял и впоследствии всегда, случайно оговорившись, быстро и смущенно поправлялся.

Когда сбывается сказка

Перед Новым годом я позвонила в детдом узнать, когда Гера вернется, и неожиданно услышала, что он никуда и не уезжал - упрашивал его не отправлять, прятался, сопротивлялся - и в последний момент отправили другого ребенка. Оказывается, все это время - почти два месяца - он нас ждал! Я стала ездить к нему, часто звонила с работы, возила всякие мелочи - листочки для рисования, фломастеры, мандаринчики. Я пообещала, если позволит заведующая, взять его домой на Новый год.

31 декабря я, повинуясь Жениному требованию - "Езжай быстрей за Геркой!", - прервала на середине праздничные приготовления, взяла паспорт и поехала в детский дом. Геру отпустили на двое суток. Делая пересадку в центре города, мы встретили мою знакомую, уже наслышанную о мальчике, которого я гордо держала за маленькую ручку. Марина заулыбалась, оглядела Геру и удовлетворенно протянула: "Холё-ё-сенький!"

У меня гордость прямо через край заплескалась. Мы сели в маршрутку, и Гера мне в очередной раз напомнил: "Ты меня не отпускай. Держи за руку, ладно? А то я потеряюсь".

Знакомый водитель подвез нас прямо к дому. И не успели мы шагнуть за порог, как в дверь постучался Дед Мороз, которого я вызвала накануне. Сказка началась.

В эту волшебную ночь можно было не спать, жечь бенгальские огни, смотреть видео и слушать кассеты, уплетать за обе щеки огромный роскошный торт, рядиться в маскарадные костюмы и пить настоящее детское шампанское. Даже для моего родного баловня это было слишком, - можно представить, как воспринимал торжество Гера.

А 1 января... Лучше бы его не вспоминать.

Чем ближе, тем горше

В этот день делать было практически нечего: еды хватит еще дня на три, дома прибрано, спешить некуда. Теперь я могла спокойно понаблюдать за мальчиком. Меня, помню, больше всего поразило, как его организм находил силы расти и развиваться, борясь одновременно со столькими нарушениями. То, что у Геры оказалось плохое зрение, - это пустяк, по сравнению со всем остальным. Он быстро возбуждался от любого события, не мог ни на чем сосредоточиться. Он не мог уснуть без света, потому что в группе по ночам всегда горит свет: "Чтоб мы сикать ходили". А ходил он чуть ли не каждые пять минут. Стоило ему принять даже небольшое количество пищи, тут же бежал в туалет.

- А они у нас все такие. Как утки. Поели - сходили, - объяснила позже воспитательница.

Еда не успевала перевариваться. Вероятно, именно из-за этого ребенок в шесть лет едва выглядел на четыре. Детдомовцев, конечно, кормили по расписанию - четыре раза в день. Но пищеварение было нарушено. Из носа все время текло. На седьмом году жизни ребенок произносил "капет", вместо "пакет", "ревевка" вместо "веревка"... Букву "р" они всей группой выговаривали одинаково картаво, подражая друг другу.

А ведь тогда, в больнице, он был развит лучше Жени - чище говорил, прекрасно рисовал, лепил. Теперь Женя заметно опережал Геру умственно и физически.

И я испугалась. И чем доверчивее становился взгляд славных сияющих глаз, чем чаще, как бы невзначай, прижималось ко мне худенькое тельце, тем становилось страшнее. Ребенок отчаянно карабкается, хватаясь за жизнь, учится хитрить, чтобы отвоевать себе пищу, прячет в кармашек штанов рваные тапочки, борется за право существовать в этом мире, где, кроме него, есть очень много сильных мальчиков и девочек. А я не смогу ему помочь, не смогу его вылечить. Потому что нужно крепко взять его за руку, как он просил, и все время быть рядом. Остаться доброй тетей, как я хотела, и изредка навещать с кульком гостинцев, делая вид, что все в порядке, - не выйдет. Это будет нечестно, не так.

Оставайся в детском доме

Вторые сутки были на исходе. Я спохватилась:

- Собирайся, Гера, я отвезу тебя домой. Если мы опоздаем, мне тебя больше не дадут. Гера, ну что же ты? Нужно спешить, а то уйдет автобус, и я не успею отвезти тебя сегодня.

Гера будто нехотя начал понимать, что я ему говорю: "Куда? В детский дом?"

Лицо его побледнело, зрачки расширились, он весь напрягся, вздрогнул, потом обмяк и неожиданно, схватившись за голову, громко протяжно завыл, как звереныш, ничего не видя и не слыша, на одной ноте твердя: "Не надо, не хочу, не хочу..."

Вернулся с вахты муж. Угрюмо процедил: "Я тебя предупреждал: не надо с детдомовцами связываться!" Он сгреб извивающегося мальчика в охапку и, замотав одеялами, сунул в санки: "Давай бегом, иди, сдавай своего приемыша!"

Последний автобус ушел с полчаса назад. Я молча брела в темноте, везя за собой санки с постанывающим свертком. В детдоме ничуть не удивились: "Они все ждут, когда сбудется красивая сказка об усыновлении". Его отправили в группу, а мне пояснили: "Мы дали вам шанс испытать на себе, что значит подавать детдомовцу надежду".

Мы навестили Геру еще несколько раз. Но в нем произошла какая-то перемена. Он все так же улыбался, ясные глазки по-прежнему приветливо лучились, но в них появилось будто безразличие, он перестал меня вообще как-либо называть, а вскоре снова уехал по путевке. С тех пор мы Геру не видели.

Прошло четыре года. Муж по-прежнему ничего не хочет слышать о мальчике из детдома. Я так и не решилась завести второго ребенка: мысли о Гере ни на день не покидают меня. Ему только 11 - еще не поздно.

“Хронометр”, Иваново

Ваше мнение    [ не более 3000 знаков ]

Если Ваш компьютер не позволяет вводить русский текст, введите текст латинскими буквами и нажмите "перевести", а затем "Ok". В этом случае все посетители увидят Ваше сообщение на русском языке

Версия для печати    Пошли новость другу

При полной или частичной перепечатке ссылка на Sobkor.Ru обязательна.