12:33-22.09.2004
"Солнце в консервах" Так называл ее папа. Девочка выросла, вышла замуж за актера Бориса Хмельницкого. Развелась… Однако в жизни у нее почти не было крупных трагедий, за исключением самой первой - смерти отца, случившейся, когда ей было тринадцать лет. Наша героиня — актриса. Она снималась в кино, работает в Театре им. Вахтангова. Но прежде всего она дочь великого артиста Александра Вертинского. И главное для нее — отчество «Александровна» и знаменитая фамилия «Вертинская». — Марианна Александровна, готовится к выходу в свет книга воспоминаний вашей мамы Лидии Владимировны Вертинской, где она рассказывает о своей жизни, о вашем отце, знаменитом русском артисте, авторе популярных до сих пор песен А. Н. Вертинском. Что у вас сохранилось в памяти от тех лет, когда был жив Александр Николаевич? — Все было, как пел наш отец: «Будет дом, будет много игрушек — чтобы детство забыть не могли!» Вот мы с сестрой Настей и не можем забыть ни отца, ни детства, ни всего, что было. Он был очень щедрый, добрый, человечески талантливый. Потрясающий рассказчик, сочинял для нас специально сказочки, а мы с Настей, затаив дыхание, лежали в своих кроватях и слушали его. У нас всегда была огромная, очень пушистая елка на Новый год. А игрушки! Мне кажется, они сохранились от той, заграничной жизни родителей. Накануне дом преображался — всюду гирлянды, украшения. Вместе с мамой мы оборачивали мандарины и грецкие орехи серебряной бумагой и тоже вешали на елку, а внизу родители прятали подарки. Папа дарил всем удивительно красивые вещицы. На Пасху бабушка пекла куличи, которые не черствели потом месяца два. В доме было полно крашеных яиц, нас водили в церковь. Отец всегда брал нас и на первомайскую демонстрацию… Было столько радостных событий! Отец Семья огромная, а работал он один. Приходилось мотаться зимой в Новосибирск, где он выходил на сцену во фраке, а изо рта пар шел, и публика сидела в валенках… Все это он делал ради семьи, ради того, чтобы у нас была английская бонна, учительница по музыке. Отец часто гастролировал в Риге и брал нас туда с собой. Выезжали мама, бабушка и мы -двое детей, и няня. Снимали дачу под Ригой в Юрмале — Майори, Дубулты или Яундубулты. Бабушка варенье варила, мы с Настенькой носились по этому белому изумительному песку, собирали ракушки, закапывались в песок. От папы у меня любовь к живности. В Париже у отца была собака Долли, которую он очень любил. Она прожила у него 15 лет и была умна как человек. Когда они с папой заходили в кафе, Долли садилась на один стул, папа — на другой. «Долли, вы будете кушать?» — спрашивал он у нее. «Гав», — отвечала Долли. Тогда отец заказывал у официанта сдобную булочку. Долли скромно съедала ее и продолжала спокойно сидеть, разглядывая соседей. Потом у нее появились щенки и так искусали Долли грудь, что она заболела и умерла. Папа очень переживал из-за ее смерти и зарекся заводить собак. Папа говорил: «Я любил и люблю этот бренный и тленный, равнодушный, уже остывающий мир». Так и я потом в каждом мужчине искала что-то подобное папе и влюблялась в это: порядочность, доброту, артистизм. Возможно, неслучайно мама решила назвать меня Марианной — по имени пылкой возлюбленной благородного разбойника Робин Гуда. Тогда в Шанхае, где жили родители, шел про него голливудский фильм, на который мама часто ходила. А я, когда выросла, вышла замуж за актера Бориса Хмельницкого, который в одном из советских фильмов играл Робин Гуда. Мы, правда, потом расстались… Однако у меня в жизни почти не было крупных трагедий, за исключением самой первой — смерти отца, случившейся, когда мне было тринадцать лет. Отец нам часто снился, особенно первое время. Мы очень чтим его память. У него одна из самых ухоженных могил на Новодевичьем кладбище, там самый густой газон. Папа считал, что я похожа на его мать, которая умерла, когда ему было три года. У нее единственной в семье был вздернутый нос. Отец считал, что я пошла в этот дворянский род Скалацких, родственный Гоголям-Яновским. Папа даже чем-то был внешне похож на писателя Гоголя. Грузинскую кровь по линии моей мамы я чувствую меньше, но грузинскую еду готовлю хорошо: и лобио, и сациви, и пхали, и вообще все. Сестра В детстве мы с Настей очень любили друг друга, но часто конфликтовали, у нас разные характеры. Мы были забияки и часто дрались, чего-то не могли поделить. Поэтому папины письма нередко завершались фразой: «Прекратите драться». Мы были хулиганистые девчонки, но чтобы завидовать друг другу — этого не было. Нельзя сказать, чтоб мы блестяще учились в школе. И учителя относились к нам по-разному, а однажды учитель физкультуры сказал мне, чтобы я вообще заткнулась, потому что я дочь Вертинского, а он продал родину и все такое… И я дала ему по физиономии. Меня после этого вызывали на педсовет, к директору, едва не выгнали из школы. Поэтому завидовать нам с Настей особенно было нечему. Зато училище театральное окончили с отличием. Настя человек более организованный. Она, наверное, более целеустремленная, чем я. В своей профессии, во всяком случае. У Насти всегда профессия стояла на первом месте. Я тоже очень увлечена профессией, но было время, когда для меня главным была сама жизнь. У меня в юности были потрясающие друзья. В то время у нас была одна компания — Андрей Тарковский, Андрон Кончаловский, Юлик Файт, Гена Шпаликов, Михаил Ромадин, Сергей Алимов. Весь цвет тогдашней творческой молодой интеллигенции. Люди необычайно талантливые. Я, буквально разинув рот, сидела и слушала их. Они давали мне читать то, что читали сами, мы это обсуждали, ездили за город, спорили до упаду, все вечера проводили вместе. Я была очень молодая, еще не училась в Щукинском училище. Молодость была очень бурная… Конечно, мы с Настей мечтали о кино, потому что у нас была актерская семья, к папе всегда приходило много друзей, в основном артисты, режиссеры. Мы обожали такую богему и подсознательно, разумеется, хотели тоже стать актрисами. А потом, когда отца не стало, его друзья за нами следили как за дочками Вертинского. Увидели, что выросли хорошенькие девочки, и стали приглашать сниматься в кино. Получилось так, что первой снялась Настя, в 15 лет. Поэтому про нее нельзя даже сказать: «Решила пойти в актрисы». Ее просто выбрали на роль Ассоль в «Алые паруса», она еще училась в 10-м классе. Потом она сыграла в «Человеке-амфибии», а мне Анатолий Васильевич Эфрос предложил роль в фильме «Високосный год». И вся жизнь Вслед за последним съемочным днем у Эфроса был первый день моих съемок в фильме «Мне двадцать лет», также известном как «Застава Ильича». Этот фильм — целый кусок моей жизни, кинокартина, которую я с огромной нежностью вспоминаю. Феллини пригласил эту картину Марлена Хуциева в Италию, она ему очень нравилась. Мы были у Феллини дома, он нам показал только что снятый фильм «Джульетта и духи». Мы провели три недели в Риме. Были очень молодые, красивые — я, Люся Савельева, Галя Польских. Марлен Хуциев нас называл: «Три грации в эмиграции». За нами все ухаживали. Мне было много предложений сниматься, но тогда Госкино не разрешало сниматься за рубежом. Остаться же за границей значило бросить родину, мать, сестру, могилу отца, своих друзей. Я бы на это никогда не пошла. Ностальгия, которая была в отце, частично существует и во мне, и в Насте. Это как яд, который внутри. Вся моя жизнь связана с Арбатом: училась здесь в театральном училище, работаю в Вахтанговском театре и живу тут. Это какое-то счастливое совпадение, и думаю, оно неслучайно. Здесь витает дух артистизма и проживает огромное количество талантливых людей — вроде какой-то особой планеты… Но теперь Арбат потерял свою необычность, очень много шума, истошных песен, просящих нищих. У меня в доме только одно окно в кухне выходит во двор, где можно посидеть в тишине, сосредоточиться, поучить роль. На Арбате у меня много друзей. В моем доме живет знаменитый кутюрье Слава Зайцев, я часто бываю на его показах, а он частый гость на выставках картин моей дочери Саши. С эстрадным артистом Евгением Петросяном я общаюсь во дворе, когда гуляю с собакой. В Староконюшенном живут актеры Ирина Купченко, Василий Лановой, Вячеслав Шалевич, рядом — Юрий Яковлев, и ко всем я очень нежно отношусь. Из моих последних киноролей часто показывают по телевидению фильм Эльера Ишмухамедова «Наследницы». В свое время этот режиссер поставил фильм «Влюбленные» с моей сестрой Настей и Радиком Нахапетовым. В «Наследницах» играют замечательные актрисы — Ирина Скобцева, Вера Глаголева, Лариса Гузеева. А сейчас я только что снялась у Эльера Ишмухамедова в картине «Влюбленные II» — продолжении фильма «Влюбленные». Играю я с артистом и режиссером Родионом Нахапетовым. Это продолжение истории тех молодых людей через десятки лет. Была у меня еще одна очень интересная работа. Режиссер Наталья Бондарчук предложила мне роль гадалки А. Ф. Кирхгоф, той, которая предугадала Пушкину его судьбу. Снималась сцена гадания в имении Тютчевых. Образ необычайно сложный, надо было сыграть ясновидящую. В этом мне очень помог художник Рустам Хамдамов. Фактически мы с ним придумали образ. Этот телесериал скоро увидят зрители. Обе работы очень интересные. Так что я не грущу. И что грустить, когда у меня есть Александра, Дарья, Василиса и я могу, как отец, сказать: «Доченьки, доченьки, доченьки мои…» Разочарования — это не моя стихия, я человек не мрачный. Меня папа в детстве называл «Солнце в консервах». Я все время чувствую его взгляд, свою ответственность перед ним. Когда он умер, мы с сестрой были маленькие. И для нас он был просто папуся, папочка, нежный, добрый. Он все нам разрешал, всегда нас баловал. Только много позже мы осознали, какого класса это был человек. Вырастая, мы слушали его записи, рассказы о нем, читали его воспоминания и все больше в него влюблялись. А когда сами стали актрисами, во многом благодаря ему мы поняли всю сложность этой профессии, ее радости и горести. Я люблю отца тоскующей, ревнивой любовью. Мне его всегда физически не хватает. Были периоды, когда мне было особенно тяжело, и я мчалась к нему на кладбище и там с ним разговаривала. Внутренний диалог с отцом у меня идет постоянно. АиФ-"Суперзвезды"
При полной или частичной перепечатке ссылка на Sobkor.Ru обязательна.
|
|